Настоятель Храма на Крови Максим Миняйло рассказал, о чем он говорит с пациентами, можно ли утешить родных, потерявших близкого человека, и о чем его просят врачи:
– Мы начали ходить в «красные» зоны еще весной, в начале пандемии. Правда, разрешение тогда можно было получить не во всех больницах, в некоторых отказывали, объясняя, что такой практики еще не было. Сейчас стараются везде идти навстречу.
Мой первый выезд был в больницу к моей сотруднице, она работала у нас в храме. Коронавирус вызвал у нее осложнения: тромбоз, нужна была операция. Она чувствовала себя очень плохо, состояние было, как говорят, на грани. Я позвонил в больницу, объяснил, что она нуждается в духовной поддержке. Хотя она просила меня не приходить: боялась, что я заражусь. Я успокоил. Объяснил, что есть протокол по всем мерам безопасности. Меня встретили, помогли надеть защитный костюм. Мы беседовали недолго, полчаса. Исповедовал.
Только не надо думать, что, если исповедь, значит, обязательно предсмертная, как последнее желание. Исповедь – обычный процесс, никак не связанный со смертью. Просто, когда человек тяжело болеет, он хочет привести свои мысли и душу в порядок, попросить Бога дать силы, чтобы справиться, преодолеть болезнь. Поэтому зовут нас в палаты. Наша сотрудница благополучно выздоровела. Как и молодая врач-нефролог с ковидом, которую я исповедовал в одной из наших больниц.
Больше всего меня потряс один случай. Наш священник пришел в больницу к пациенту с коронавирусом. До этого нам в храм позвонил его товарищ, попросил его навестить. Пациент, мужчина средних лет, встретил нашего священника с радостью, несмотря на то что был человеком не особенно религиозным, не воцерковленным. Поговорил со священником, тот объяснил ему, что такое исповедь. И он согласился пройти это таинство. Чувствовал он себя хорошо. Я был потрясен, когда на следующий день узнал, что он умер. Его первая в жизни исповедь оказалась последней.
Знаете, в этом я увидел какое-то вмешательство свыше. Мы все думали, видели, что человек должен был жить. Но все случилось по-другому. Вышло, что посещение священника стало последней подготовкой к другой жизни. Видимо, для этого человека настал момент, чтобы он ушел от нас. Так же, как настал он для моего троюродного брата. Сегодня сорок дней, как его нет. Он был священником в деревенской церкви при монастыре. Это был удивительный человек, известный лектор, один из лидеров Всесоюзного общества трезвости еще в СССР, звезда всесоюзного масштаба, собирал на лекциях залы, по методу Шичко спасал людей от зависимости. Вся деревня, где он жил, к нему ходила – спросить совета в какой-то ситуации, за поддержкой: и бывшие заключенные, и молодые, и пожилые. Дверь его дома всегда была открыта для людей. Он говорил всегда, что любые трудности имеют смысл. Пока его довезли до города, до больницы, пока он три часа ждал в приемном покое… Спасти его не успели.
Вообще, в нашем храме мы стали служить очень много молебнов за упокой. Молебнов за здравие столько же, сколько всегда. Потому что состав прихожан не изменился, а за здравие всегда молились. Владыка сейчас поминает около тысячи человек – это священники, прихожане, погибшие от ковида.
Раньше, еще год назад, в списке владыки было около ста человек. У нас умерла повар Храма на Крови, умер наш прихожанин – артист Валерий Топорков. И отпеваний много сейчас. Но молодых почти нет, в основном средний возраст и пожилой.
Несмотря на это, душевных расстройств, смятения у прихожан я не замечал. Все-таки религиозный настрой помогает преодолеть панику и животный страх. Коронавирус не должен поменять принципы, основы нашей жизни. Да, беспечность предосудительна. Но в страхе жить нельзя. Страх подавляет личность, психику, иммунитет. Человек должен преодолевать страх. Всех прихожан я призываю сохранять позитивный настрой. Будем продолжать жить, говорю я. С этим же я иду в палаты. Еще я говорю, что очень полезно раз в жизни человеку сильно переболеть, чтобы что-то переосмыслить, расставить все по местам в душе.
Вообще, я заметил, что больным не нужно лишних слов: они все понимают. Родственникам сложно. Потому что переживать за другого всегда тяжелее.
Но надо найти нужные слова для всех. Что нужно принять потерю. Что вам тяжело, но вы прощаетесь с ним, может быть надолго, но не навсегда. Конечно, без веры скорбь потерявшего безутешна. Но моим прихожанам эти слова помогают.
Недавно я отпевал академика, погибшего от коронавируса, это был ученый с мировым именем, занимавшийся секретными военными разработками. Проводить пришли родные и коллеги: ученые, доктора наук, физики, математики. Я убежден, у многих из них материалистические взгляды, атеистическое воспитание. Но я и им сказал все это, что я думаю. Говорил, что человек, может, сам не ведая того, служил Богу, уже будучи пожилым человеком, на пенсии работал на благо науки, страны. Я говорил то, что думал. Ученые слушали, держа свечи, чтя и уважая православные традиции. Не знаю, о чем они думали, когда шло отпевание. Надеюсь, что в тот момент у них утихла душевная боль.
Врачи ко мне тоже обращаются. Главврачи некоторых больниц региона – мои хорошие знакомые, друзья. На исповеди и службы они не ходят. Им жить-то сейчас некогда. Они лишь пишут мне: помолись за нас, коек не хватает. Я молюсь. Среди врачей много религиозных людей, но при этом они должны бороться за земную жизнь до последнего. Нынешнее время, современная жизнь была скудна на возможность совершить подвиг. И сейчас этот подвиг каждый день совершают врачи.
Мне кажется, все события нынешнего времени – это как призыв для молодых людей, которые хотят что-то сделать в жизни, принести пользу, чего-то достичь: идти учиться в медакадемию. Моя дочь, будущий врач, как студентка работала медсестрой в одной из больниц. Заразилась коронавирусом, переболела, выздоровела.
Конечно, чтобы не отвлекать врачей, мы не расхаживаем постоянно по больницам. Стараемся им не мешать. Нас, Церковь, иногда ругают – мол, опять мы куда-то залезли. Никуда мы не залезли. Мы говорим только с теми, кто хочет с нами говорить. Зовут – идем.
Фото: Екатеринбургская епархия
Источник: Городской портал E1.RU